Валерий Брюсов - Новая эпоха во всемирной истории

Истоки Нила открыты и обследованы. Стальные рельсы подошли к водопаду Мозиоа-Тунья. В глуши Анголы, где происходило действие «Пятнадцатилетнего капитана» Жюля Верна, есть бельгийские отели, первоклассные и второклассные. Новая железная дорога должна пересечь всю Африку с севера на юг. Такие же стальные иглы вонзились и в Малую Азию до самого Дамаска и Алеппо, и в пустыни Китая, и в американские льяносы. Английская вооруженная миссия вступила в мифическую Лхассу. Даже на оба полюса ступила человеческая нога, и на крайних точках, где сходятся все меридианы, водружены были знамена – знак торжества человека над его землей. Уже не обширным, а скорее малым кажется нам теперь наш мир. Мы готовы повторить восклицание Колумба, который достигнув берегов Америки, думал, что попал на восточные окраины Азии: «Il mondo росо!» – «Мир мал».

Сцена всемирной истории расширилась до пределов всей земли. Обособленные центры культуры соприкоснулись. Сибирская магистраль связала Европу с Дальним Востоком. Быстроходные пароходы сделали одно из Европы и Америки. Вся земля спаялась в единое целое. Стало невозможным жить обособленною жизнью. События, совершающиеся на одном конце земли, невольно стали отражаться на другом. Товарообмен захватил все пять материков. Неурожай в России стал отражаться на торговле Австралии. Для германской промышленности стало важным состояние рынков в Китае и на Занзибаре.

Изменилась сцена, изменились и актёры. На безмерно разросшихся подмостках всемирной истории вместо карликов выступили великаны. Как прежде борьбу отдельных городов и племен сменила борьба народов, так на смену ей выступает соперничество союзов государств, целых рас и особых культур. Америка готова состязаться с Европой за мировые рынки. Жёлтые хотят отстаивать самобытность своей культуры и свою политическую самостоятельность от натиска европейцев. Ислам должен почувствовать, что пришла вторая пора борьбы креста с полумесяцем.

Гордая своими успехами, открытиями, изобретениями, завоеваниями, Европа давно употребляет слова «культура», «цивилизация» – в смысле европейская культура, европейская цивилизация. Европейцы словно забыли, что существовали другие культуры, другие цивилизации, ставившие себе иные задачи, оживленные иным духом, отличавшиеся иными внешними формами, в которые отливалось их содержание: культуры эгейская, ассиро-вавилонская, египетская, греко-римская, византийская, майев, инков, ацтеков. Что такое культура? Это – сознательное отношение к жизни, к миру, к своему историческому прошлому; это – народное мировоззрение, выразившееся в быте. Отдельных культур может быть бесконечное множество, и не может быть единственно-истинной, единственно-подлинной, какой-то настоящей культуры. Разве самый дух, например, Ассиро-Вавилонии не был иным, чем дух ново-христианской Европы? Между тем бесспорно существовала особая ассиро-вавилонская культура, оказавшая огромное влияние на всю древность и даже на нашу современную культуру. Разве теперь культура Европы и Дальнего Востока не противоположны друг другу по самой своей сущности?

История наблюдает смену и гибель различных культур, восстававших на земле в сиянии знания, религиозно-философского мышления, художственного творчества и, после ряда столетий возрастания, блеска, торжества и влияния, исчезавших навсегда. Какие же причины заставляют думать, что европейская культура окажется долговечнее всех прочих, – бессмертной? Культура христианской Европы моложе двух тысячелетий, тогда как египетская пережила своё четвёртое тысячелетие (а может быть, и дольше) и всё же, наконец, погибла. Конечно, мы остались победителями на большей части земного шара, но и ассирийцы торжествовали в своё время на большей части известного им мира и были сокрушены не какими-либо неведомыми племенами, а хорошо им известными и много раз ими побежденными мидо-персами. Ещё мы верим, что нам вручена религиозная истина; но религиозная истина была вверена и древним евреям, сохранившим лишь жалкие обломки своей культуры; византийская культура, не уцелевшая от падения, также была культурой христианского народа. В нашем сознании не укладывается мысль о погибели современной Европы и её культуры. Поучительно в этом отношении вспомнить пример римского поэта, который также не в силах был вообразить, что когда-нибудь перестанет существовать вечный Рим. Воздвигая себе памятник aere perennius[1], Гораций сулил ему существование dum Capitolium scandet cum tacita virgine pontifex, т. е.

Скромный друг Мецената, вероятно, не без колебания написал эти притязательные слова. Он не предвидел, что срок окажется слишком коротким, что стихи Горация переживут богов Капитолия.

Подступив к древним историческим народам Дальнего Востока, Европа вообразила, что её миссия – просвещать их. Между тем, Китай и Япония почитали себя в таком же праве цивилизовать Европу. Название «варваров», которое китайцы, подобно эллинам, дают всем иностранцам, не пустое слово. Народам Востока условия жизни европейского Запада кажутся именно «варварскими», чуждыми просвещения. Бесспорно, что за последнее время и японцы, и китайцы многое заимствовали у европейцев: парламентаризм, военный строй, костюм, пушки, броненосцы, аэропланы. Но изменилась ли от этого самая культура Китая и Японии? Эти внешние позаимствования можно сравнить с принятым у нас халдейским счетом 60 минут в часе, с халдейской же неделей в 7 дней, с индийскими (ошибочно называемыми арабскими) цифрами. Никто не считает по этому поводу, что европейцы заимствовали свою культуру у индусов и халдеев.

Как только, благодаря совершенству путей сообщения, мир Дальнего Востока тесно соприкоснулся с миром американо-европейским, стало несомненно, что мирное сожительство их невозможно. Между ними мыслимо лишь одно отношение: открытая война или скрытое соперничество. В открытой войне первоначально имели успех европейцы, которые в течение долгих столетий чуть не все силы своего ума устремляли на изобретение орудий разрушения и истребления и в искусстве военном достигли большого совершенства. Но в экономическом соперничестве с самого начала верх оставался за желтолицыми. Америка и Австралия должны были начать длящуюся до сих пор борьбу с нашествием китайских рабочих и японских промышленников. Японские изделия стали вновь отбивать только что занятые европейцами рынки. Наконец, война японо-китайская и русско-японская показали, что и в военном деле Дальний Восток быстро сравнялся с Европой. Теперь эти два мира стоят друг перед другом, и лишь второстепенные причины не дают воочию узнать, что наша последняя война была первой Пунической, первой войной нового Востока со старым Западом.

Эллин был гражданином своего города и часто смертельным врагом соседнего. Рим выработал новое понятие – civis Romanus (гражданин Рима (лат.)) – гражданин всего культурного мира. Это понятие, которое, благодаря связующей силе католицизма, смутно теплилось в сознании даже раздробленной, феодальной Европы, но которое почти угасло в период реформации, стало вновь возрождаться уже в век Просвещения. В наши дни оно приобретает новый смысл: гражданин культурной Европы, европеец. Против своей воли, стихийно, все народы, приобщённые к европейской культуре, пред лицом народов иной культуры начинают сознавать своё единство. Что ни говорить, мы очень далеки от тех времен, когда возможна была тридцатилетняя война между афинянами и спартанцами, причём, в ожесточении борьбы, победители отрубали правую руку у взятого в плен! Ещё недавно жители Венеции с гордостью говорили: «Мы – не итальянцы, мы – венецианцы». Теперь они это повторяют только в шутку. Даже французские мечты о реванше всё более и более делаются достоянием юмористических журналов. Нам, среди наших религиозных споров и религиозного безразличия, единство христианских вероисповеданий кажется фикцией. Но японцы, после Тюренченского боя поручившие похоронить тела русских православных солдат протестантскому пастору, сами того не желая, обнаружили свой взгляд на христианскую Европу как на одно целое.

Переезжая через границу своей родной страны, европеец в Европе везде встречает приблизительно те же привычные ему условия жизни. Входя в первоклассный отдель, можно позабыть, в какой стране находишься, – в Германии, в Италии, в Алжире или в Египте. Европейская литература постепенно становится международной, и каждое новое, чем-нибудь выдающееся произведение быстро становится достоянием читателей всех европейских стран (и европейских колоний). В России, в Германии, в Англии с одинаковым нетерпением ждут новой книги Анатоля Франса, Метерлинка, д'Аннунцио или хотя бы только Джека Лондона. Мы уже знаем писателей, которые имеют гораздо больший успех за границей, чем у себя дома. В победе газетного листа, завоевавшего последний век столь же решительно, как в XVII веке завоевал Западную Европу табак, есть и своя положительная сторона: газета ежедневно роднит нас со всем миром. Ежедневно в Париже, в Петербурге, в Вене, в Чикаго читатели за своим утренним кофе прочитывают приблизительно одни и те же вести.